Когда-то - Страница 2

Граф пытливо смотрел в спокойное и гордое лицо пажа.

— Ты храбрый юноша, — сказал он, подходя к молодому человеку, — твой отец должен гордиться таким сыном.

Паж слегка покраснел и холодно и твердо ответил:

— Мой отец не может гордиться мною, потому что я найденыш без имени и рода. Но зато дети мои будут гордиться тем, что будут носить мое имя.

Граф нахмурил брови:

— Это нехорошие слова, паж. Даже великая рыцарская доблесть не извиняет в молодом человеке чванства.

У пажа засверкали глаза.

— Господин, — заговорил он, — ваша слава мне известна. Когда я состарюсь, то с гордостью буду рассказывать внукам: «Я видел его и говорил с ним». Но даже в моменты лучших триумфов вашей жизни вы не испытывали того счастья, которое каждый день и час доступно мне. Это счастье — сознание, что я всем обязан себе. Что ни знатность, ни богатство, ни содействие родных не облегчали моей дороги, что все было против меня, и все, чего я достиг, сделано и завоевано мною, мной одним!

— Мальчик, — сурово и резко ответил граф, — тебе удалось, может быть случайно, проявить мужество и находчивость, и это вскружило тебе голову, и ты уже надменно говоришь: все, чего я достиг… Чего же ты достиг? Ты, пожалуй, на хорошем пути — если только твоя самонадеянность не совратит тебя, но на этом пути ты сделал только первые шаги. У тебя еще не может быть и начатков той зрелой мудрости, которая создает истинного рыцаря…

Паж засмеялся тихим, но гневным смехом.

— Славный старец, — сказал он, — испытай меня. Потягайся со мной, в чем тебе угодно.

— Фернандо! — воскликнул барон, возмущенный этой дерзостью, но граф остановил его:

— Пусть этот мальчик говорит.

— Я не думал оскорбить графа, — холодно сказал паж. —

Я не предложил бы ему состязаться в воинской ловкости и силе, так как хорошо понимаю, что за мной преимущество молодости. Но я говорю о более тонких вещах. Я много слыхал о вашей мудрости и начитанности, граф, но и с вами я рискнул бы поспорить глубиной познаний в алгебре, схоластике и поэзии, умением слагать стихи, играть на лютне и толковать бессмертного Данте. Я вижу у вашего кресла шахматный столик; эту игру называют игрой для избранных. Еще никто не победил меня в этой игре.

Граф улыбнулся раздраженной улыбкой.

— Сыграй с моей дочерью, паж. Она не так хвастлива, как ты, но берегись ее искусства!

— Контессина прекрасна, — ответил паж с поклоном, — ее красота ослепительна, но и ослепленный, я не могу быть побежден.

Граф потерял терпение. Все лицо его потемнело; в тихом голосе, которым он заговорил, слышалось предчувствие грома.

— Иоланда, — приказал он, — принеси шкатулку с шахматами.

Иоланда вышла.

— Паж, — сказал граф, — бейся со мной об заклад. Я беру в заклад твою голову.

— Граф, — сказал паж, — ваша дочь прекрасна. Я беру в заклад вашу дочь.

— Что?! — загремел граф.

— Если я проиграю, вы берите мою голову. Если я выиграю, ваша дочь моя. Или вы боитесь заклада?

Вошла Иоланда со шкатулкой и остановилась посреди горницы.

Граф сказал голосом, худо скрывавшим гнев.

— Играйте. Иоланда, ты должна победить.

* * *

Старики сидели у камина, тихо вспоминая былое.

— Что с вами, паж Фернандо? Вы глядите на меня и молчите?

— Я смотрю в ваши глаза, которые так прекрасны.

— А я тем временем уже сняла у вас третью пешку. Вы рассеяны!

— Нет, не рассеян: берегите башню.

— Правда. Погибла моя башня.

— Ну что, Иоланда, как твоя партия?

— Пока еще наравне, отец.

* * *

— Что с вами, паж Фернандо: вы глядите на меня и молчите?

— Я смотрю в ваши очи, которые так прекрасны.

— У вас красивый выговор, какого я никогда не слыхала. Откуда вы родом, паж Фернандо?

— Я родом из дикого края. Там солнце горит ярче, чем у вас, и ночи там чернее вашей. Там лето пышет пламенем, зима леденит потоки трамонтаной1.

Там любят так, что идут на смерть за любовь; там ненавидят так, что и смерть не убивает ненависти. Там веруют беззаветно, богохульствуют безумно; там все прекрасное трижды прекрасно, все безобразное трижды ужасно; и эта страна лежит далеко-далеко.

— В вашем крае, должно быть, много красавиц?

— Женщины моей родины очень красивы. У них черные глаза, черные косы. Но небо наше голубое, как ваши глаза; солнце наше золотое, как ваши кудри. Вы прекрасней, чем женщины моей родины… Шах королеве.

— Ах!.. Мой бедный конь, я не спасу королевы, если не пожертвую им…

— Ну что, Иоланда, как партия?

— Контессина проигрывает, граф.

— Нет, нет, отец, я еще не думаю сдаваться.

— Это напрасно, контессина, когда победа мне нужна, я побеждаю.

— А зачем вам так нужна победа, паж Фернандо?

— Спросите вашего отца, контессина… Шах королеве. Вы теряете другого коня.

— Бедные мои кони!.. Отец, зачем Фернандо так нужна победа?

— Он шутит, Иоланда. Я с ним пошутил, и он шутит.

— Граф, вы со мной не шутили, и я с вами не шутил. С вами никто и никогда не посмел бы шутить. Если я проиграю, — вы знаете, что я проиграю, если выиграю, — вы знаете, что я выиграю… Шах королю. Вы теряете другую башню.

— Отец, он искуснее меня!

— Паж, оставь игру. Я пошутил с тобой. Забудь наш спор.

Я сделаю тебя богатым, я отвезу тебя ко двору.

— Мне ничего не надо, граф. Ваш ход, контессина.

— Паж, пока моя дочь обдумывает ход, подойди со мной к камину, я должен сказать тебе два слова…

— Я повинуюсь. Ваши два слова?

— Зачем тебе моя дочь?

— Я полюбил ее с первого взгляда.